Профессия – чабан
Нарынская область
Надо ехать!
Собираясь в командировку, я придерживаюсь правила «ведь для хорошего для рыбака удочка только нужна и река». В моей сумке самый простой фотоаппарат, блокнот и теплые носки. Я не шлю запросы в администрации населенных пунктов, не прошу подготовить «героев» — не люблю постановки и театрализованные действия, по-детски надеюсь на удачу и верю, что лучшие встречи — случайные.
Объехать Кыргызстан и увидеть жизнь отдаленных сел — моя давняя мечта. В своей мечте я иду по бескрайним маковым полям, дышу разнотравьем высокогорья, пью воду из родников, готовлю еду на костре. Как известно, нужно быть осторожнее с желаниями, они имеют свойство сбываться. Из Бишкека мы (со мной водитель и переводчик) выезжаем 21 ноября.
Еще вчера дорога была сухой, воздух — прозрачен. Тепло было до середины ноября. В день нашего выезда пошел мокрый снег. Небо потеряло цвет, деревья озябли, ощетинились, стало холодно, слякотно, сыро. Картинка, которой я хотела начать свой рассказ, выцвела, потемнела.
Мы едем по трассе, я прижимаюсь лбом к холодному стеклу, по нему ползут ленивые капли, монохром городского пейзажа сменяют тонущие в тумане поля. Навстречу нам идут большегрузные фуры из Китая. Водитель говорит: «Везут барахло». Радиоведущий обещает понижение температуры и осадки, тех, кто за рулем, просит соблюдать скоростной режим и быть внимательными на дороге. Мы прислушиваемся к голосу радио и, чтобы проснуться, останавливаемся на заправке выпить кофе. Бариста — улыбчивый парень, на мой вопрос какой кофе самый вкусный, говорит, что не любит кофе — пьет чай. Мы заказываем латте. Вкус латте такой как у латте.
Расстояние от Бишкека до Нарына чуть больше трехсот километров — это пять часов езды на машине. Но наш путь занимает чуть ли не вдвое больше времени, потому что сразу за Кемином туман рассеивается и взору открываются живописные пейзажи, ехать без остановок невозможно. Невозможно насмотреться, невозможно надышаться. Извилистая дорога перевала Кубакы, Орто-Токойское водохранилище, пятнистые бока гор в тон одеянию снежного барса — захватывает дух. Высота больше двух тысяч над уровнем моря. Солнце целует в щеки, щеки горят. Весной и летом эти места словно картины жизнерадостных итальянцев слепят разнообразием красок, сейчас они полны благородной сдержанности, оттенки бежево-коричневого, как здоровое, чистое тело без украшений, естественны и прекрасны.Через каждые два-три километра пасется скот — большие и не очень отары овец, стада коров и лошадей, верблюды (неожиданно). Фото 2Подпись «Перевал Кубакы»Фото 3Подпись «Горы в одеянии снежного барса» Фото 4,5Подпись «Орто-Токойское водохранилище»Фото 6Подпись «Очень независимые верблюды»Всю жизнь мечтал быть чабаном, но не получилось, пришлось стать журналистомКогда-то давно со мной на телевидении работал интересный молодой человек. У него был богатый, густой голос, он любил киргизский балет, знал старинные песни, играл на народных инструментах, лихо танцевал. Однажды нас чуть не выгнали из оперы за то, что он подпевал солисту. — Всю жизнь мечтал быть чабаном, — говорил мой коллега в мгновения откровений и добавлял, — не получилось, пришлось стать журналистом. Многие воспринимали его слова как шутку, смеялись в ответ, а я ему верила. Он рассказывал удивительные истории про чабанов, сравнивал их с шаманами и полководцами, восхищался их силой и выносливостью, тосковал по своей малой родине и детству на джайлоо. Не зря говорят, что там, где живет наша мечта, там мы и сами когда-то жили. Чабан — хозяин гор и долин, кочевник и исследователь, романтик и авантюрист, свободный человек. Вот он идет на лошади за отарой овец, мы едем за ним на машине по грунту, барашки прыгают через глубокий ров, рассыпаются по склону, чабан скачет за ними, нам его не догнать. Вот чабан гонит в село стадо коров, мы с ним здороваемся, перекидываемся парой фраз, он широко улыбается, он предельно вежлив, но на праздные разговоры у него нет времени. Наш водитель нервничает и пытается понять — это так задумано или у меня что-то не получается. Я делаю вид, что все идет по плану и уверяю водителя, что фотографировать спины уходящих в закат чабанов — мое основное занятие. Фото 7 Подпись «Чабану не до болтовни»НарынВнезапно становится темно. На горы будто набрасывают черную тряпку. На часах шесть, в горах уже ночь. Нарын светится длинной гирляндой вдоль одноименной реки. Саму реку (это самая крупная река Кыргызстана, ее сравнивают с Волгой) мы не видим, но знаем, что где-то там в темноте она есть. Еще знаем, что чуть выше — в двухстах километрах от Нарына начинается Китай. Там, где предположительно находится граница — ни туч, ни звезд — одна большая черная дыра. Заселяемся в первую попавшуюся гостиницу, ужинаем, идем гулять. Центральная улица города протяженностью пятнадцать километров носит имя вождя пролетариата и напоминает о советском прошлом, на этой улице расположены все достопримечательности: площадь, административные здания, библиотека, университет, торговый центр, памятники, кафе, старые двухэтажные здания, более новые четырех и пятиэтажные типовые многоквартирные дома. Улица Ленина по сути — и есть Нарын. По этой улице ходит единственный в городе троллейбус. Правда у него специфический график работы — после семи вечера он не ходит уже, раньше семи утра он не ходит еще. В Нарыне много такси. Машины с водителями стоят через каждые пятьдесят метров. Кажется, что все, у кого тут есть авто, подрабатывают извозом. За шестьдесят сомов (около одного доллара) тебя отвезут в любую часть города, расскажут последние новости, угостят боорсоками. Мне хочется попрактиковать свой киргизский, но топик Куз келди и песня Айлу тун лежат на дне моей памяти мертвым грузом, петь и декламировать стихи незнакомым людям я пока не решаюсь и, скорее всего, уже задолбала всех своим «саламатсызбы» и «чон рахмат». Пару раз говорю «ак чуч» чихающему таксисту. Таксист улыбается. Гуляю без фотоаппарата, руки прячу в варежки, нос — в шарф. Климат в Нарынской области суровый — зимой температура воздуха в отдельных районах опускается до минуc сорока пяти, так что минуc семь, в которых мерзну я, для местного населения — жара, ходят нараспашку. Людей на улице не много, тех, кого мы встретили за два с половиной часа прогулки, можно сосчитать по пальцам. В основном это молодые люди с большими спортивными сумками, наверное, спортсмены. В нескольких кафе звучит музыка, рядом стоят старенькие ауди и жигули. На стене одного из кафе большой рекламный баннер с фотографией краснокнижного марала, в морду исчезающему оленю упирается перечень мясных блюд. Марал смотрит на мир слегка ошалев. На площади рядом с памятником Турдакуну Усубалиеву (первый секретарь ЦК КП Киргизской ССР) друг к другу жмутся лимузины. Площадь усеяна фонарями, их здесь несметное количество, горят они отчаянно ярко — за все неосвещенные уголки области. На билбордах портреты Усубалиева и цифра сто. Малая родина помнит и чтит своего сына. Мороз крепчает, лезет за шиворот. В большом здании под горящей красным светом надписью «Милиция» приоткрыта дверь. Заходим погреться. Из окошка на проходной на нас с переводчиком смотрят два человека в форме. На мое «саламатсызбы» отвечают на чистом русском «добрый вечер». Я зачем-то спрашиваю их про расписание троллейбуса и как бы между прочим интересуюсь статистикой преступлений в городе. Мужчин нисколько не удивляют мои вопросы. Тот, который постарше и покрупней, и бровью не ведет, держит лицо, кивает на мои вопросы, как если бы мы были сто лет знакомы, и я забежала бы рассказать ему про свою жизнь. Второй — совсем молодой и поджарый, говорит, что троллейбус последнее время возит только школьников и извиняется за то, что не сможет дать статистику прямо сейчас, потому что скоро полночь, а тот, кто отвечает за статистику, скорее всего уже спит. Я оказываюсь не готова к такому разговору и какое-то время просто рассматриваю лицо молодого милиционера. Это красивый мальчик с правильными чертами — тонкий, прямой нос, открытый взгляд, по-детски приоткрытый рот. Хочется спросить: «Балам, ты издеваешься?» Но вместо этого я спрашиваю: «Ты здешний? Здесь родился?» «Чуйский я», — отвечает милиционер. И от этого его «чуйский» становится как будто теплее. Чуйский — это же почти бишкекский.Идем в отель по проезжей части, по тротуарам улицы Ленина можно передвигаться только на броневике; на улице, где расположен наш отель, тротуаров я и вовсе не вижу. Машины проезжают редко, окна в домах темные. В отеле тихо и чисто, на стенах висят панно с национальными узорами, на журнальном столике —резные шахматы, на диванах — рукодельные подушки. В номере тепло, постельное белье хрустит и пахнет свежестью. Едва касаюсь головой подушки, проваливаюсь в сон.ТолокВыезжаем из отеля рано утром. Горы будто окунули в синьку, небо за какие-то полчаса перемерило все оттенки синего, устало, посерело. Едем в сторону Кочкорки, я все еще не знаю, где искать чабана для своего материала. Наобум звоню знакомому, который когда-то жил в Нарыне и у него где-то здесь есть родственники, прошу помощи. Мой знакомый перезванивает своему знакомому, а тот знакомый уже звонит мне и говорит, что может попросить другого своего знакомого из села Толок найти родственника одного чабана. Через пятнадцать минут родственник чабана объясняет нашему переводчику как доехать до села Толок. Село Толок крошечное, компактное, дома стоят в несколько линий. Саманные домики с белеными стенами, крыши покрыты шифером, заборы символические, весь уклад жизни на виду, предметы быта: ведра, вилы, веревки с бельем — вот они. По грунтовым дорогам между домами ходят куры, индюки, собаки. Огороды убраны, сено заготовлено. Из труб идет дым, судя по запаху, топят кизяком. На нескольких крышах домов установлены солнечные батареи.Фото 8 Подпись «Дом на въезде в село Толок»Алтынбек улыбается и протягивает мне руку для знакомства, я жму его ладонь, она мягкая и без мозолей. Он одет в серый костюм, у него доброжелательное лицо, кожа на лице не обветрена. Я уточняю: «Вы точно чабан?». Алтынбек смеется и отрицательно мотает головой. Он работает главным специалистом в айыл окмоту и живет в селе Толок, но недалеко — в трех километрах от села — в горах живет его младший брат Тынайбек, он чабан. Алтынбек садится в свою ауди и темпераментно поднимается в гору, мы едем за ним. Дорога ухабистая, с неожиданными рвами и обрывами, но Алтынбек с легкостью пролетает все опасные участки, будто и не касается колесами земли. Мы ползем медленно, держимся в салоне за поручни.Издалека виден дом чабана. Здесь Тынайбек со своей семьей живет зимой. Дом саманный, простой, без излишеств, вокруг загоны для скота, запасы сена, горы.С Алтынбеком в машине приехала его мама Рая эже. К ней навстречу бегут внуки, выходит сноха — жена Тынайбека хрупкая Мухабат. Рая эже целует внуков — шестилетнего Наримана, двухлетнего Улукмана, рассказывает Мухабат какие-то семейные новости. Алтынбек объясняет нам, что его брат рано утром ушел высоко в горы, там у него пасутся яки. После обеда он будет гнать скот вниз.Мы обрушились на семью Тынайбека как снег на голову, но непрошенными гостями себя не чувствуем. Никто не охает «ой у нас не прибрано, мы никого не ждали, надо что-то приготовить». Никто не суетится, не делает озабоченное лицо. Как-то так ведут себя эти люди, что на душе становится тепло и спокойно, будто ты на своем месте, будто ты часть этой дружной семьи. Как-то так складывается наш разговор, что в нем участвуют все и мне не нужен перевод, я все понимаю.Рая эже режет домашний хлеб, угощает нас каймаком и вареньем. Мухабат разливает чай. У чая вкус и аромат душистых трав. Я спрашиваю какие травы в него добавлены. Рая эже достает коробку с обычным черным чаем, он без добавок. Я понимаю, что сладость и аромат чаю придает молоко. Рая эже говорит, что все продукты у них свои, только овощи покупают в Кочкорке. Я спрашиваю, пьют ли они чай с маслом и солью. Рая эже кивает и тут же готовит мне такой чай. Это очень вкусно!Фото 9 Подпись «Рая эже, ее сын Алтынбек, внук Нариман»О своих детях Рая эже рассказывает без придыхания, киргизы не хвалят детей вслух, но глаза ее при этом светятся. Всего у нее их пятеро. Четыре сына и дочь. Все уже взрослые, самостоятельные. Все живут рядом. Старший сын занимается животноводством, дочь работает в школе, второй сын на административной должности, третий — чабан, четвертый — официант на Сон-Куле. Для Раи эже все дети равные, все любимые, она не говорит этого вслух, но видно, что она ими гордится.— Нет плохих профессий, везде нужно работать, только трудом можно заслужить уважение. Сейчас все хотят своим детям дать высшее образование, вот у нас в селе многие дети учатся заочно, чтобы получить диплом. Не понимаю этого заочного образования — что учился, что не учился. Учителя с заочным образованием — это беда! Сами ничего не знают, а идут учить детей, — говорит Рая эже. Пока Мухабат готовит обед, Рая эже занимается рукоделием. Все коврики, шырдаки, изделия из войлока и шерсти в ее доме и в домах ее детей, сделаны ее руками. Она говорит, что эта работа улучшает ей настроение и делает дом красивым. Она сама готовит войлок и придумывает узоры, красит шерсть и обрабатывает материал. Ее любимые сочетания цветов — красный и черный.Фото 10, 11Подпись «Новый шырдак почти готов»Пятнадцать лет Рая эже проработала в библиотеке, говорит, много тогда читала, а потом полностью посвятила себя дому и детям. Слово «феминизм» слышала, но считает, что мужчина и женщина никогда не будут равными, у каждого свое предназначение: мужчина должен обеспечивать семью, женщина — заниматься детьми и домашним хозяйством.Поговорили мы и про брачный возраст в селе Толок и про традицию ала качуу (кража невест).— В нашем селе девушки выходят замуж после школы. Раньше семнадцати лет на моей памяти браков не было. Но даже в семнадцать замуж выходят единицы, в большинстве случаев невесте девятнадцать-двадцать лет. А ала качуу хоть и исламская традиция, но не наша — арабская, киргизы всегда женились по согласию. Рая эже рассказывает про историю села Толок, про то, что первые поселенцы появились тут в 1917 году, местный аксакал, которому сейчас почти сто лет помнит много интересного, иногда делится воспоминаниями. Единственная русская семья, которая жила в селе — бездетная пара, приехавшая в Толок во время войны, прожила тут всю жизнь. Рая эже помнит как к ее русским соседям приезжали родственники из России и встречали их всем селом. Русского мужчину звали Толик, имени его жены Рая эже не помнит, но говорит тут за селом их могилы, можно посмотреть как ее звали. Рассказывает про волонтера из Америки, который второй год преподает английский язык в их школе и тоже уже стал родным — свободно разговаривает на киргизском и знает все традиции. Никто не хочет, чтобы он уезжал.Слушать Раю эже — радость, у нее певучий голос, говорит она, не отвлекаясь от работы. Мухабат выглядывает в окно и говорит, что Тынайбек спускается с гор. Ее сын — шестилетний Нариман, срывается с места, набрасывает на плечи куртку, седлает осла и скачет навстречу отцу. Мы пытаемся поспеть за ним, едем вверх на машине. Фото 12Подпись «Нариман собрался встречать отца»Несущихся сверху вниз яков видно издалека — топот и столбы пыли как при землетрясении. Мощные спины животных покрыты длинной шерстью, на чуть опущенных к земле головах тяжелые рога. Сила их потока захватывает и парализует, зрелище фантастическое. Яки могут снести все на своем пути, у меня от страха подгибаются ноги. За стадом появляются наездники — Тынайбек и его восьмилетний сын Баяман. Баяман с пяти лет во всем помогает отцу, прекрасно держится в седле, ни в чем не уступает взрослому мужчине. Фото 13, 14 + портрет ТынайбекаПодпись «Яки несутся вниз по склону»Подпись «Тынайбек и Баяман гонят яков»Подпись «Тынайбек»Мы стараемся не мешать чабанам и наблюдаем за их работой издалека. От наездников исходит какая-то животная сила, какое-то неведомое нам, городским жителям, знание. Яки реагируют на каждое движение Тынайбека, при его приближении они становятся смирными и покорными. Яки — свободолюбивые животные, не терпят насилия и практически не поддаются дрессировке. А еще у них прекрасная память, они навсегда запоминают место, где родились и не забывают своих обидчиков. Обиженный як может затоптать человека. У Тынайбека мало времени на разговоры, он ни секунды не стоит на месте, у него много работы. Помимо яков у него лошади, коровы, бараны, ослы, индюки, куры. Каждое животное нужно накормить-напоить, за каждым убрать. Фото 15Подпись «Тынайбек кормит тех, кто не был на выпасе»В закрытом загоне животный детский сад. В одном шестимесячные яки, в другом — совсем маленькие ягнята. Самому маленькому ягненку три дня, самому старшему три недели. Малышей кормят из бутылочки коровьим молоком, на третьей неделе они начинают есть сено. Фото 16,17+ фото «братья»Подпись «Животный детский сад. Ячата»Подпись «Животный детский сад. Ягнята»Подпись «Братья Баяман и Нариман»Летом Тынайбек берет на выпас скот чужих людей. Зимой занимается только хозяйством своей семьи. Яки, которых он пригнал из гор, принадлежат ему, его братьям, сестре. Сначала у Тынайбека было всего пять яков, потом стало больше, теперь на всю семью яков больше сотни. С выпасом коров и баранов никаких проблем нет, это послушные и предсказуемые животные, далеко в горы не уходят, держатся вместе. А вот с яками история другая. Якам нужны снежные горы, они поднимаются на такие вершины, на которые не поднимаются никакие другие животные. Там им хорошо, там они умудряются находить под снегом корм. Они могут отделиться от стада и уйти в одиночку куда угодно, перейти, например, на китайскую территорию и не вернуться.Видео ТынайбекУ Мухабат готов обед. На блюде дымящийся куурдак. Мухабат старается всех накормить досыта, сама ест как птичка. Летом она вместе с Тынайбеком и детьми поднимается высоко в горы, хранит тепло очага и говорит, что такая жизнь ей нравится.Фото 18Подпись «Дымящийся куурдак от Мухабат»Как говорится в пословице «в чужом хлеву овец не считают» и я не спрашиваю Тынайбека о заработках, потому что одно дело пасти чужой скот и совсем другое — работать на общее благо большой семьи. Тынайбек говорит, что они ни в чем не нуждаются, все необходимое для жизни есть. В его доме стоит большой холодильник, на стене висит телевизор, дети сыты, одеты-обуты. Разговоры про деньги ему не интересны.Фото 19Подпись «Почти вся семья в сборе»Через пару часов у Тынайбека начнется вечерняя работа. Нужно доить коров, кормить ягнят и маленьких яков, убирать навоз. Спать здесь ложатся с наступлением темноты, чтобы утром встать с первыми лучами солнца, выпить чаю с молоком и погнать стадо высоко в горы.Фото 20Подпись «Семья Тынайбека провожает нас в Бишкек»
Фура идет из Китая
Расстояние от Бишкека до Нарына чуть больше трехсот километров — это пять часов езды на машине. Но наш путь занимает чуть ли не вдвое больше времени, потому что сразу за Кемином туман рассеивается и взору открываются живописные пейзажи, ехать без остановок невозможно. Невозможно насмотреться, невозможно надышаться. Извилистая дорога перевала Кубакы, Орто-Токойское водохранилище, пятнистые бока гор в тон одеянию снежного барса — захватывает дух. Высота больше двух тысяч над уровнем моря. Солнце целует в щеки, щеки горят. Весной и летом эти места словно картины жизнерадостных итальянцев слепят разнообразием красок, сейчас они полны благородной сдержанности, оттенки бежево-коричневого, как здоровое, чистое тело без украшений, естественны и прекрасны.Через каждые два-три километра пасется скот — большие и не очень отары овец, стада коров и лошадей, верблюды (неожиданно).
Перевал Кубакы
Горы в одеянии снежного барса
Орто-Токойское водохранилище
Орто-Токойское водохранилище
Очень независимые верблюды
Всю жизнь мечтал быть чабаном, но не получилось, пришлось стать журналистом
Когда-то давно со мной на телевидении работал интересный молодой человек. У него был богатый, густой голос, он любил киргизский балет, знал старинные песни, играл на народных инструментах, лихо танцевал. Однажды нас чуть не выгнали из оперы за то, что он подпевал солисту.
— Всю жизнь мечтал быть чабаном, — говорил мой коллега в мгновения откровений и добавлял, — не получилось, пришлось стать журналистом.
Многие воспринимали его слова как шутку, смеялись в ответ, а я ему верила. Он рассказывал удивительные истории про чабанов, сравнивал их с шаманами и полководцами, восхищался их силой и выносливостью, тосковал по своей малой родине и детству на джайлоо. Не зря говорят, что там, где живет наша мечта, там мы и сами когда-то жили.
Чабан — хозяин гор и долин, кочевник и исследователь, романтик и авантюрист, свободный человек. Вот он идет на лошади за отарой овец, мы едем за ним на машине по грунту, барашки прыгают через глубокий ров, рассыпаются по склону, чабан скачет за ними, нам его не догнать. Вот чабан гонит в село стадо коров, мы с ним здороваемся, перекидываемся парой фраз, он широко улыбается, он предельно вежлив, но на праздные разговоры у него нет времени. Наш водитель нервничает и пытается понять — это так задумано или у меня что-то не получается. Я делаю вид, что все идет по плану и уверяю водителя, что фотографировать спины уходящих в закат чабанов — мое основное занятие.
Чабану не до болтовни
Нарын
Внезапно становится темно. На горы будто набрасывают черную тряпку. На часах шесть, в горах уже ночь. Нарын светится длинной гирляндой вдоль одноименной реки. Саму реку (это самая крупная река Кыргызстана, ее сравнивают с Волгой) мы не видим, но знаем, что где-то там в темноте она есть. Еще знаем, что чуть выше — в двухстах километрах от Нарына начинается Китай. Там, где предположительно находится граница — ни туч, ни звезд — одна большая черная дыра.
Заселяемся в первую попавшуюся гостиницу, ужинаем, идем гулять. Центральная улица города протяженностью пятнадцать километров носит имя вождя пролетариата и напоминает о советском прошлом, на этой улице расположены все достопримечательности: площадь, административные здания, библиотека, университет, торговый центр, памятники, кафе, старые двухэтажные здания, более новые четырех и пятиэтажные типовые многоквартирные дома. Улица Ленина по сути — и есть Нарын. По этой улице ходит единственный в городе троллейбус. Правда у него специфический график работы — после семи вечера он не ходит уже, раньше семи утра он не ходит еще.
В Нарыне много такси. Машины с водителями стоят через каждые пятьдесят метров. Кажется, что все, у кого тут есть авто, подрабатывают извозом. За шестьдесят сомов (около одного доллара) тебя отвезут в любую часть города, расскажут последние новости, угостят боорсоками. Мне хочется попрактиковать свой киргизский, но топик Куз келди и песня Айлу тун лежат на дне моей памяти мертвым грузом, петь и декламировать стихи незнакомым людям я пока не решаюсь и, скорее всего, уже задолбала всех своим «саламатсызбы» и «чон рахмат». Пару раз говорю «ак чуч» чихающему таксисту. Таксист улыбается.
Гуляю без фотоаппарата, руки прячу в варежки, нос — в шарф. Климат в Нарынской области суровый — зимой температура воздуха в отдельных районах опускается до минуc сорока пяти, так что минуc семь, в которых мерзну я, для местного населения — жара, ходят нараспашку. Людей на улице не много, тех, кого мы встретили за два с половиной часа прогулки, можно сосчитать по пальцам. В основном это молодые люди с большими спортивными сумками, наверное, спортсмены.
В нескольких кафе звучит музыка, рядом стоят старенькие ауди и жигули. На стене одного из кафе большой рекламный баннер с фотографией краснокнижного марала, в морду исчезающему оленю упирается перечень мясных блюд. Марал смотрит на мир слегка ошалев. На площади рядом с памятником Турдакуну Усубалиеву (первый секретарь ЦК КП Киргизской ССР) друг к другу жмутся лимузины. Площадь усеяна фонарями, их здесь несметное количество, горят они отчаянно ярко — за все неосвещенные уголки области. На билбордах портреты Усубалиева и цифра сто. Малая родина помнит и чтит своего сына.
Мороз крепчает, лезет за шиворот. В большом здании под горящей красным светом надписью «Милиция» приоткрыта дверь. Заходим погреться. Из окошка на проходной на нас с переводчиком смотрят два человека в форме. На мое «саламатсызбы» отвечают на чистом русском «добрый вечер». Я зачем-то спрашиваю их про расписание троллейбуса и как бы между прочим интересуюсь статистикой преступлений в городе. Мужчин нисколько не удивляют мои вопросы. Тот, который постарше и покрупней, и бровью не ведет, держит лицо, кивает на мои вопросы, как если бы мы были сто лет знакомы, и я забежала бы рассказать ему про свою жизнь. Второй — совсем молодой и поджарый, говорит, что троллейбус последнее время возит только школьников и извиняется за то, что не сможет дать статистику прямо сейчас, потому что скоро полночь, а тот, кто отвечает за статистику, скорее всего уже спит. Я оказываюсь не готова к такому разговору и какое-то время просто рассматриваю лицо молодого милиционера. Это красивый мальчик с правильными чертами — тонкий, прямой нос, открытый взгляд, по-детски приоткрытый рот. Хочется спросить: «Балам, ты издеваешься?» Но вместо этого я спрашиваю: «Ты здешний? Здесь родился?» «Чуйский я», — отвечает милиционер. И от этого его «чуйский» становится как будто теплее. Чуйский — это же почти бишкекский.
Идем в отель по проезжей части, по тротуарам улицы Ленина можно передвигаться только на броневике; на улице, где расположен наш отель, тротуаров я и вовсе не вижу. Машины проезжают редко, окна в домах темные. В отеле тихо и чисто, на стенах висят панно с национальными узорами, на журнальном столике —резные шахматы, на диванах — рукодельные подушки. В номере тепло, постельное белье хрустит и пахнет свежестью. Едва касаюсь головой подушки, проваливаюсь в сон.
Толок
Выезжаем из отеля рано утром. Горы будто окунули в синьку, небо за какие-то полчаса перемерило все оттенки синего, устало, посерело. Едем в сторону Кочкорки, я все еще не знаю, где искать чабана для своего материала. Наобум звоню знакомому, который когда-то жил в Нарыне и у него где-то здесь есть родственники, прошу помощи. Мой знакомый перезванивает своему знакомому, а тот знакомый уже звонит мне и говорит, что может попросить другого своего знакомого из села Толок найти родственника одного чабана. Через пятнадцать минут родственник чабана объясняет нашему переводчику как доехать до села Толок. Село Толок крошечное, компактное, дома стоят в несколько линий. Саманные домики с белеными стенами, крыши покрыты шифером, заборы символические, весь уклад жизни на виду, предметы быта: ведра, вилы, веревки с бельем — вот они. По грунтовым дорогам между домами ходят куры, индюки, собаки. Огороды убраны, сено заготовлено. Из труб идет дым, судя по запаху, топят кизяком. На нескольких крышах домов установлены солнечные батареи.
Дом на въезде в село Толок
Алтынбек улыбается и протягивает мне руку для знакомства, я жму его ладонь, она мягкая и без мозолей. Он одет в серый костюм, у него доброжелательное лицо, кожа на лице не обветрена. Я уточняю: «Вы точно чабан?». Алтынбек смеется и отрицательно мотает головой. Он работает главным специалистом в айыл окмоту и живет в селе Толок, но недалеко — в трех километрах от села — в горах живет его младший брат Тынайбек, он чабан. Алтынбек садится в свою ауди и темпераментно поднимается в гору, мы едем за ним.
Дорога ухабистая, с неожиданными рвами и обрывами, но Алтынбек с легкостью пролетает все опасные участки, будто и не касается колесами земли. Мы ползем медленно, держимся в салоне за поручни.
Издалека виден дом чабана. Здесь Тынайбек со своей семьей живет зимой. Дом саманный, простой, без излишеств, вокруг загоны для скота, запасы сена, горы.
С Алтынбеком в машине приехала его мама Рая эже. К ней навстречу бегут внуки, выходит сноха — жена Тынайбека хрупкая Мухабат. Рая эже целует внуков — шестилетнего Наримана, двухлетнего Улукмана, рассказывает Мухабат какие-то семейные новости. Алтынбек объясняет нам, что его брат рано утром ушел высоко в горы, там у него пасутся яки. После обеда он будет гнать скот вниз.
Мы обрушились на семью Тынайбека как снег на голову, но непрошенными гостями себя не чувствуем. Никто не охает «ой у нас не прибрано, мы никого не ждали, надо что-то приготовить». Никто не суетится, не делает озабоченное лицо. Как-то так ведут себя эти люди, что на душе становится тепло и спокойно, будто ты на своем месте, будто ты часть этой дружной семьи. Как-то так складывается наш разговор, что в нем участвуют все и мне не нужен перевод, я все понимаю.
Рая эже режет домашний хлеб, угощает нас каймаком и вареньем. Мухабат разливает чай. У чая вкус и аромат душистых трав. Я спрашиваю какие травы в него добавлены. Рая эже достает коробку с обычным черным чаем, он без добавок. Я понимаю, что сладость и аромат чаю придает молоко. Рая эже говорит, что все продукты у них свои, только овощи покупают в Кочкорке. Я спрашиваю, пьют ли они чай с маслом и солью. Рая эже кивает и тут же готовит мне такой чай. Это очень вкусно!
Рая эже, ее сын Алтынбек, внук Нариман
О своих детях Рая эже рассказывает без придыхания, киргизы не хвалят детей вслух, но глаза ее при этом светятся. Всего у нее их пятеро. Четыре сына и дочь. Все уже взрослые, самостоятельные. Все живут рядом. Старший сын занимается животноводством, дочь работает в школе, второй сын на административной должности, третий — чабан, четвертый — официант на Сон-Куле. Для Раи эже все дети равные, все любимые, она не говорит этого вслух, но видно, что она ими гордится.
— Нет плохих профессий, везде нужно работать, только трудом можно заслужить уважение. Сейчас все хотят своим детям дать высшее образование, вот у нас в селе многие дети учатся заочно, чтобы получить диплом. Не понимаю этого заочного образования — что учился, что не учился. Учителя с заочным образованием — это беда! Сами ничего не знают, а идут учить детей, — говорит Рая эже.
Пока Мухабат готовит обед, Рая эже занимается рукоделием. Все коврики, шырдаки, изделия из войлока и шерсти в ее доме и в домах ее детей, сделаны ее руками. Она говорит, что эта работа улучшает ей настроение и делает дом красивым. Она сама готовит войлок и придумывает узоры, красит шерсть и обрабатывает материал. Ее любимые сочетания цветов — красный и черный.
Новый шырдак почти готов
Пятнадцать лет Рая эже проработала в библиотеке, говорит, много тогда читала, а потом полностью посвятила себя дому и детям. Слово «феминизм» слышала, но считает, что мужчина и женщина никогда не будут равными, у каждого свое предназначение: мужчина должен обеспечивать семью, женщина — заниматься детьми и домашним хозяйством.
Поговорили мы и про брачный возраст в селе Толок и про традицию ала качуу (кража невест).
— В нашем селе девушки выходят замуж после школы. Раньше семнадцати лет на моей памяти браков не было. Но даже в семнадцать замуж выходят единицы, в большинстве случаев невесте девятнадцать-двадцать лет. А ала качуу хоть и исламская традиция, но не наша — арабская, киргизы всегда женились по согласию.
Рая эже рассказывает про историю села Толок, про то, что первые поселенцы появились тут в 1917 году, местный аксакал, которому сейчас почти сто лет помнит много интересного, иногда делится воспоминаниями. Единственная русская семья, которая жила в селе — бездетная пара, приехавшая в Толок во время войны, прожила тут всю жизнь. Рая эже помнит как к ее русским соседям приезжали родственники из России и встречали их всем селом. Русского мужчину звали Толик, имени его жены Рая эже не помнит, но говорит тут за селом их могилы, можно посмотреть как ее звали. Рассказывает про волонтера из Америки, который второй год преподает английский язык в их школе и тоже уже стал родным — свободно разговаривает на киргизском и знает все традиции. Никто не хочет, чтобы он уезжал.
Слушать Раю эже — радость, у нее певучий голос, говорит она, не отвлекаясь от работы. Мухабат выглядывает в окно и говорит, что Тынайбек спускается с гор. Ее сын — шестилетний Нариман, срывается с места, набрасывает на плечи куртку, седлает осла и скачет навстречу отцу. Мы пытаемся поспеть за ним, едем вверх на машине.
Нариман собрался встречать отца
Несущихся сверху вниз яков видно издалека — топот и столбы пыли как при землетрясении. Мощные спины животных покрыты длинной шерстью, на чуть опущенных к земле головах тяжелые рога. Сила их потока захватывает и парализует, зрелище фантастическое. Яки могут снести все на своем пути, у меня от страха подгибаются ноги. За стадом появляются наездники — Тынайбек и его восьмилетний сын Баяман. Баяман с пяти лет во всем помогает отцу, прекрасно держится в седле, ни в чем не уступает взрослому мужчине.
Яки несутся вниз по склону
Тынайбек и Баяман гонят яков
Тынайбек
Мы стараемся не мешать чабанам и наблюдаем за их работой издалека. От наездников исходит какая-то животная сила, какое-то неведомое нам, городским жителям, знание. Яки реагируют на каждое движение Тынайбека, при его приближении они становятся смирными и покорными.
Яки — свободолюбивые животные, не терпят насилия и практически не поддаются дрессировке. А еще у них прекрасная память, они навсегда запоминают место, где родились и не забывают своих обидчиков. Обиженный як может затоптать человека. У Тынайбека мало времени на разговоры, он ни секунды не стоит на месте, у него много работы. Помимо яков у него лошади, коровы, бараны, ослы, индюки, куры. Каждое животное нужно накормить-напоить, за каждым убрать.
Тынайбек кормит тех, кто не был на выпасе
В закрытом загоне животный детский сад. В одном шестимесячные яки, в другом — совсем маленькие ягнята. Самому маленькому ягненку три дня, самому старшему три недели. Малышей кормят из бутылочки коровьим молоком, на третьей неделе они начинают есть сено.
Животный детский сад. Ячата
Животный детский сад. Ягнята
Братья Баяман и Нариман
Летом Тынайбек берет на выпас скот чужих людей. Зимой занимается только хозяйством своей семьи. Яки, которых он пригнал из гор, принадлежат ему, его братьям, сестре. Сначала у Тынайбека было всего пять яков, потом стало больше, теперь на всю семью яков больше сотни. С выпасом коров и баранов никаких проблем нет, это послушные и предсказуемые животные, далеко в горы не уходят, держатся вместе. А вот с яками история другая. Якам нужны снежные горы, они поднимаются на такие вершины, на которые не поднимаются никакие другие животные. Там им хорошо, там они умудряются находить под снегом корм. Они могут отделиться от стада и уйти в одиночку куда угодно, перейти, например, на китайскую территорию и не вернуться.
У Мухабат готов обед. На блюде дымящийся куурдак. Мухабат старается всех накормить досыта, сама ест как птичка. Летом она вместе с Тынайбеком и детьми поднимается высоко в горы, хранит тепло очага и говорит, что такая жизнь ей нравится.
Дымящийся куурдак от Мухабат
Как говорится в пословице «в чужом хлеву овец не считают» и я не спрашиваю Тынайбека о заработках, потому что одно дело пасти чужой скот и совсем другое — работать на общее благо большой семьи. Тынайбек говорит, что они ни в чем не нуждаются, все необходимое для жизни есть. В его доме стоит большой холодильник, на стене висит телевизор, дети сыты, одеты-обуты. Разговоры про деньги ему не интересны.
Почти вся семья в сборе
Через пару часов у Тынайбека начнется вечерняя работа. Нужно доить коров, кормить ягнят и маленьких яков, убирать навоз. Спать здесь ложатся с наступлением темноты, чтобы утром встать с первыми лучами солнца, выпить чаю с молоком и погнать стадо высоко в горы.
Семья Тынайбека провожает нас в Бишкек
Текст и фотографии
Диана Светличная
Дизайн, вёрстка
Юрий Дармин
Данный материал создан при поддержке проекта Медиа-КИнтерньюс в Кыргызстане, финансируемого USAID в КР и FHI360. Мнения, выраженные в материале, не обязательно отражают позицию Интерньюс в КР и его партнеров. Материал публикуется под открытой лицензией СС BY (ссылка на авторов обязательна).
.jpg)
.jpg)
.jpg)
.jpg)
